Теперь мне все понятно. Тогда не облегчайте им задачу. Не важно, какое давление они на вас окажут. Он проглотил комок, застрявший в его горле. С этим будет покончено. Некоторое время мы сидели молча. Слышал ли он, что я посоветовал доктору прекратить все работы в лаборатории, или нет меня уже не волновало. Я решил, что будет даже лучше, если он нас подслушивает. Если конечно же она вообще подойдет. Меня совсем не устраивала перспектива оказаться под циркулярной пилой.
Моник их сообщница, доктор, сказал я. Доктор не сразу отреагировал на мои слова и только спустя несколько секунд удивленно вскинул на меня глаза. Она была с ними заодно еще до вашего знакомства в июле. Мне нравилось с ней беседовать. Она была такой благодарной слушательницей, казалась мне весьма эрудированной девушкой. О, в том, что она была благодарной слушательницей, я нисколько не сомневаюсь. Но я упорно молчал. Та страшная боль, которую я испытал в течение какихто долей секунды при столкновении с грузовиком, теперь растянулась для меня на долгие минуты. Несмотря на то что после первого же удара я почти отключился, боль на протяжении всей экзекуции продолжала чувствоваться.
Я слышал задаваемые мне вопросы, разговоры моих истязателей, но мне казалось, что слышу я это все откудато издалека.
Пытка проводилась в большом зале, в том самом помещении, в которое меня втолкнули с улицы, когда привезли. Я все еще пребывал в сознании, но, если бы мне даже и удалось подняться на ноги, до входной двери я вряд ли бы дошел, не говоря уже о том, чтобы добежать. Кроме того, в зале находились люди. На некоторых из них были строгие деловые костюмы, которые никак не увязывались с плавно снующими по комнате босоногими индейцами, с их плоскими и темными лицами. Эти индейцы, с их отрешенными взглядами, были похожи на зомби. Как только побои возобновлялись, чувство безысходности все больше и больше овладевало мной. Вилламантес, истязая меня, умело применял пытки, рассчитывая сломить мой дух.
И он уже был близок к цели. В момент передышки я тщетно старался собрать всю волю воедино, мне казалось, что я нахожусь на грани нервного срыва и вотвот заговорю. Тогда он кивал своим подручным, и побои возобновлялись. Острая боль в плече стала еще сильней, руки и ноги горели так, словно меня жарили на костре, а мышцы сводила судорога. Наконец, не выдержав боли, я сказал им, чтобы они остановились. Мои мучители прекратили избиение, и я заговорил. Как ни были затуманены болью мои мозги, я все же задумал еще раз попытаться его обмануть. Сказал, что центр до того, как меня сюда привезли, в глаза не видел. Этот звонок оставался для меня последней надеждой. Сейчас мне даже было трудно вспомнить, с кем я разговаривал по номеру генерала, с ним или с кемто еще.
А кто же всетаки снял трубку у него дома, когда я звонил с бензозаправочной станции? Это точно был не генерал. Ах да, к телефону подошла его служанка! Она уже должна была передать мое сообщение, с надеждой подумал я. Вилламантес, выслушав меня, дал команду своим подручным, и те с новой силой принялись меня избивать. Сам он меня не бил, а только наблюдал за работой своих молодчиков.
